Лохономикон
Кирилл Рябов. Пёс. М. : ИД «Флюид», 2020
Когда я в 2016 году прочел выпущенный Ил-music «Клей» Кирилла Рябова, мой только что перевернутый Чарльзом Буковски мир зафиксировался (на какое-то время) в своем положении, будучи не в состоянии оправиться от культурологического нокаута. И, конечно, сегодня мне, с одной стороны, бесконечно приятно видеть Рябова в шорте Нацбеста, мол, «А я еще тогда!», но с другой, и немного ревниво – не утаил, не уберег.
Впрочем, стоит заметить, что с «убереганием» Рябов и самостоятельно справлялся неплохо. Несмотря на то, что писатель Рябов вполне вписывается в феномен нового реализма, в рамках которого соседствует с З. Прилепиным и Р. Сенчиным (справа и слева соответственно), человек Кирилл Рябов – персона немедийная в крайней степени: в интернете мало его фотографий, в Instagram у него менее 250 подписчиков, а интервью с Рябовым не существует так же, как и четвертый абзац в статье о нем на Wikipedia. Долгое время он был далек от литературной тусовки и, в общем-то, до сих пор едва ли является значимой ее частью. Единственным близким к ней аналогом для Рябова было разве что полушуточное литературное объединение с неприличным названием, где помимо него, состояли только Е. Алехин и уже умерший М. Басыров.
Не в подписчиках, однако, измеряется талант, и без преувеличения можно сказать, что Кирилл Рябов, а. к. а. Сжигатель трупов, один из сильнейших русскоязычных писателей на данный момент. Не в плане построения сюжетов или формирования смыслов – на это в том же шорте есть Елизаров, – а в умении рассказать историю динамично и кратко: в «Псе» нет ни одного лишнего слова или ненужного элемента – только необходимый минимум, как в энциклопедии.
Пожалуй, что именно энциклопедией в каком-то смысле «Пес» и является. Эта книга – срез слоеного торта – России – с начинкой из неудачников. Тут все: от бомжей, сортирующих бумагу за деньги на синьку, до сверхуспешного лайф-коуча (именно так) Козырева, пьющего виски с той же полки в Пятерочке, где стоит синька. Это та Россия, какой видел ее режиссер Балабанов, нелепая, безвкусная и вызывающая изжогу – великого уравнителя, – которой страдают попеременно все персонажи романа. Судьба каждого из них противна от того, насколько она до небанальности типична: Герман-юрист с загубленной кокаином карьерой, неудавшийся ОМОНовец Игнатьев и (конечно, среди них есть проститутка) Кристина, которая мечтает изменить свою жизнь и вот-вот изменит (нет). Безнадега и уныние – это дрова для Сжигателя трупов.
«Бобровский сплел удавку, подергал, получилось прочно. Потом сделал петлю. Он решил повеситься в комнате. Вместо потолочной лампы. Там прочный крюк, он выдержит. <…> Бобровский сунул пальцы под чашку и попытался выдернуть провода. Ничего не получилось. <…> Он отыскал нож, запихал лезвие в сплетение проводов и попробовал пилить. <…> В этот момент его тряхануло. <…> Немного полежав, Бобоовский пошел на кухню. Он надел на шею петлю, вскарабкался на стол, отодвинул занавеску и привязал конец удавки к карнизу. <...> Бобровский грохнулся на пол, сверху на него упал карниз и накрыл занавеской. <…> Бобровский выбрался из-под занавески и на четвереньках двинулся в комнату, волоча за собой карниз. <…> Карниз застрял в дверном проеме и снова стиснул шею удавкой. Бобровский стал тянуть. Но понял, что не сможет себя убить»
Однако не Балабановым единым. «Пес» в действительности больше напоминает фильм «Криминальное чтиво» и – даже более того – им является (криминальным чтивом в смысле, а не фильмом). Одна, казалось бы, независимая сюжетная линия пресекается с другой в квартире Кристины, оттуда же звонком запуская третью, затем толкает еще одну до тех пор, пока сама не закольцуется смертью Бобровского вслед за Бобровской. Даже персонажей можно найти аналогичных (с учетом, конечно, их триколорного колорита): Игнатьев и Герман напоминают, например, героев Д. Траволты и С. Джексона, а Митин – вывернутого наизнанку Вульфа. Да и творческий метод схож: Рябов, так же как и Тарантино, указывает усредненному персонажу избитый сюжетный путь, окружает это действо отсылками к поп-культуре и реалиями, знакомыми читателю, и получает на выходе если не шедевр, то, как минимум, нечто стоящее – нечто, что пара поколений вполне назовет «культовым».
И назовет неспроста, ведь плоское в действительности не так уж сильно отличается от рельефного. Плоское постсоветское (не только российское, чего уж) пространство Рябова все время находится на грани выхода из рамок двухмерности, постоянно дрейфуя между невротичными снами Бобровского, его военными флешбэками, воспоминаниями, которые невольно накатывают на главного героя, и тем самым дешевым низкосортным (pulp) телевидением, в котором реальности даже меньше, чем посмертном путешествии главного героя на Москвиче-ладье деда-хиппана-Харона куда бы то ни было. Действие всего романа происходит в каком-то полусне-полубреду, где границу между Чеченской войной и захудалым торговым центром можно перепрыгивать, как скакалку.
«Ворона взлетела, устроилась в ветвях и прокаркала. «Она все видела, – подумал Бобровский, – как выкопали могилу, достали Настю, доволокли до забора, перекинули…» <…> Повествование без перехода переносится в Грозный, где персонаж откапывает заваленных упавшим домом людей. – прим. авт. Леха, ты что делаешь? Может, спирту хлопнешь? Не, Вить, сейчас, погоди. Раз – кирпич, два – кирпич, три – кирпич… Вот уже ногу откопал. Витя, ты где? Это девушка, кажется, там кусок зеленого халата торчит…»
При этом «Пес» никак нельзя назвать глубокомысленным романом с философской подоплекой, ведь, обременив подобное произведение идеей или указанием верного пути, автор разрушил бы всю магию и притягательность истории. Декламация, вроде «"человек" звучит гордо», не может вписаться в интерьеры дна или, если все-таки в них оказывается, не может произноситься с пафосом – такое любят обладатели стартапов, пришедшие на тренинг Козырева, но сам Козырев, пока будет об этом рассказывать, не преминет возможностью потрогать свою аудиторию за «баребуху». Именно поэтому, кстати, единственный, кто по итогам романа не остался в дураках, – это оборотень в погонах (выражение, конечно, нелепое, но не зря же роман кончается воем на Луну) Митин с фиксированной ставкой, с утонченным вкусом на майки, отсутствием стремлений и надежд и единственной проблемой – сломанным унитазом в отделении полиции.
Наверное, именно этот ироничный, даже саркастичный, подход к повествованию дает надежную защиту Рябову от пошлости и избитости и позволяет «Псу» не быть одним из сотен так популярных остросоциальных романов о России, которые позволяют своим и авторам, и читателям чувствовать себя инакомыслящими и нонконформистами. Напротив, Рябов находит в убожестве эстетику, в пошлости – тонкость, а в отчаянии – возможность почувствовать себя лучше. Тем более что «Пес» – не самая мрачная вещь этого автора: в «Сжигателе трупов», например, есть цикл рассказов о блокадном Ленинграде (на мой взгляд, это лучшее, что написал Рябов) – вот уж где шаламовская безысходность нашла свое продолжение.
И да, можете не искать анекдот о трехлапой собаке без хвоста. Я пробовал. Такого нет.
